преса

Видання: «Главред»

Памяти Юрия Покальчука Памяти Юрия Покальчука

http://glavred.info/archive/2008/09/10/134434-7.html
10.09.08

В ночь на 10 сентября, после тяжелой болезни ушел из жизни известный украинский писатель Юрко Покальчук. Ему было всего 67 лет

Юрий Владимирович родился 24 января 1941 года в Кременце (сейчас Тернопольская область). Детство и юность провел в Луцке, где окончил педагогический институт. Учился в Ленинградском университете. С 1976 года – член Союза писателей Украины, в 1997-2000 – президент Ассоциации украинских писателей. Большую часть жизни Юрия Покальчука связал с телевидением. Он работал на телеканале «1+1», был членом Национального совета по вопросам телевидения и радиовещания, а в последнее время – главой Общественного совета при Национальном совете.

Он знал тринадцать языков: кроме украинского и русского – польский, английский, испанский, французский, немецкий, итальянский, хинди, индонезийский, чешский, урду. И именно он предложил читателю украинскую версию Хемингуэя, Селлинджера, Борхеса, Амаду, Киплинга, Рембо и др.

Изданы его книги:

Хто ти? (оповідання) 1976

І зараз, і завжди (роман) 1980, 1981

Кава з Матагальпи (повісті й оповідання) 1985

Кольорові мелодії (повісті) 1984

Великий і малий (оповідання) 1986

Шабля і стріла (роман) 1990

Химера (поезії) 1992

Те, що на споді (повісті й оповідання) 1998

Двері в… (ліричні есе) 1999

Озерний вітер (роман і повісті) 2000

Інший бік місяця (поезії в прозі) 2000

Інше небо, (поезії) 2001

Одіссей, батько Ікара (повісті й оповідання) 2001

Вони кажуть (поезії) 2002

Час прекрасний (повісті й оповідання) 2002

...Так что никогда не нужно забывать, что писатель навсегда остается живым в своих книгах и интервью. Итак, Юрко Покальчук...

...о собственных книгах («Новый день»)

Популярным я стал из-за книг, посвященных эротике. Нельзя сказать, что популярность принесла какая-нибудь конкретная книга или рассказ. Все дело в том, что я всего лишь сумел артикулировать два скользких понятия, которые испокон веков не поддавались описанию в нашей литературе, – «Баня» и «Секс». Хорошо это или плохо, решать читателю. По крайней мере, теперь мы знаем, что секс у нас все-таки есть. Хоть бы в литературе.

... о современной литературе («Газета по-киевски»)

Украинская литература переживает очень интересный период своего развития. После многолетней стагнации появились сначала «восьмидесятники», но и они сейчас уже становятся классикой. Потом появились «девяностики», а теперь – «двухтысячники». На самом деле, я уверен, что такое деление – просто «игра в классы». Писателю может быть 20 лет, например Любко Дереш, или 80 – например Загребельный. Они живут в одно время, и это уже писатели XXI века. Я пытаюсь читать всех наиболее интересных своих коллег по перу. Список был бы очень длинным, но несколько имен назову – Дереш, Жадан, Карпа, Прохасько, Андрухович, Издрык и многие других.

...о политике («Новая»)

То, что происходит сейчас в политикуме, напоминает мне детский сад, возню в песочнице: «Ах, она забрала мою игрушку! Я с ней больше не дружу. Теперь дружу с ним». Возникает один вопрос: против кого мы дружим? Мне действительно стыдно, потому что я патриот, люблю эту страну. Я стоял на Майдане, во время Оранжевой революции у меня ночевало в квартире по десять человек. Я делал все, что мог. Верил. И сейчас верю. Я не пессимист, не привык орать, как у нас все плохо. Просто обидно. Обидно за мелкие, абсолютно бессмысленные дрязги, которые всплывают на поверхность. Люди устали от этого безрассудства... Сейчас заговорили о досрочных парламентских выборах. У Достоевского в «Братьях Карамазовых» есть такая фраза: «Если Бога нет, то все возможно». Если нет веры, то все может быть. И досрочные выборы. Но если они все-таки будут, я на них не пойду! Категорически. И больше половины населения не пойдет. Потому что это свинство по отношению к нам.

<і>

...об изменениях в Украине («УП»)

Мы не умеем ценить людей – ни при жизни, ни вообще. Проворонили Явлинского – а он и по-украински прекрасно говорит, и во Львове вырос. У нас есть какой-то абсолютно дурацкий центризм – «а вот в Москве». А я спрашиваю, ну почему в Париже никогда не скажут – «а вот в Лондоне»?! Нам нужно ценить себя и вовремя замечать людей, которые у нас начинают работать. А то они часто уходят непризнанные.

...о женщине («ForUm»)

Может, я выгляжу как мачо, но на самом деле внутренний мир женщины для меня намного важнее, чем ее формы и размеры. Она, прежде всего, должна быть моим другом. Сексом и собачки занимаются, не имея при этом никаких обязательств. Человек, прежде всего, должен быть интересной личностью, тогда и интимная жизнь с ним будет незаурядной. Любовь – это не “дай”, а “на”. Если ты любишь кого-то, то отдай ему все. Если же не можешь этого сделать, то из этого чувства ничего не выйдет.

...о разводе («Обозреватель»)

К сожалению, эта тема мне знакома. У меня были разводы. Я думаю, что если кто-то с кем-то жить не хочет, то тут уж ничего не поделать. По крайней мере, однажды женщина написала мне по Интернету, что нам нужно расстаться. Я это пережил, но сказал «хорошо», и никогда не спрашивал, почему она так решила. Потому что это не суть важно. Возможно, она нашла себе кого-то другого или ей надоел тот или иной мой недостаток. Она не хочет и все. Силой мил не будешь. Проблема только дети, но лучше жить отдельно, чем воспитывать детей в фальшивой, ненастоящей, плохой семье.

...о заключении (из блога в Интернете)

Сегодня получил письмо от своего «тюремного крестника» Максима. Но в письме опять просьба – и кроссовки нужны, и свитер, и мыло, и носки и что-нибудь поесть. И главное – приедьте ко мне «на свиданку», я так за вами соскучился, я скучаю и так далее. Я понимаю – я единственный человек с воли, который его поддерживает сейчас. Мама не пишет уже полгода, отца нет. Никому он не нужен. И сколько таких детей. И всем ведь не помогу. А жаль. И не знаю, каким Максим будет, когда выйдет. Но сейчас я его жалею и люблю такого, каким он есть. Еще год ему сидеть. Буду помогать. Хочу верить – хоть иногда немного сомневаюсь. Всякое уже видел. Но если бы удалось его вытянуть окончательно из грязи – я был бы просто счастлив.

В бывшем СССР не было семьи, в которой бы кто-нибудь не «сидел». В Западной Украине это 100%. Мой папа сидел около трех лет в Лукьяновской тюрьме, потому что был аспирантом Мыколы Зерова да еще и председателем студенческого Кружка Культуры Украинского Слова (ГУКУС), год в одиночке. Мой дядя и его сын после немецкого плена, вернувшись, отбыли по 5 лет в Воркуте в лагерях. В тюрьмах и колониях, как и на улицах прохожие – кто-то хороший, а кто-то сволочь. Пацаны, убегающие из дома, делятся на две группы. Одни бегут (таких значительно больше) от пьянки, разврата, наркомании и побоев от родителей ежедневно и ни за что. А есть такие, которые ищут приключений (особенно когда тепло, потому что в холодную пору сами заявляют о своем желании в приют) на воле. Нет опеки родителей, нет школы, есть только поиск удовольствий, да еще и тех, о которых говорят только во взрослом мире. И тут – сам себе хозяин. Бездумность, нехватка воспитания и государственной опеки над детьми творит это. Накормить бездомного пацана, дать какую-то одежу – Божье дело. А деньги давать – НЕТ! Потому что неизвестно, как он их использует! Это другой мир, другое измерение бытия, но этот мир существует рядом с нами, и когда мы пытаемся делать вид, что его нет, или отрицать его существование, он может порой жестоко напоминать о себе.

...о смерти («Газета по-киевски», «Сегодня»)

Я не боюсь ничего. На своем веку я не раз рисковал жизнью и был очень близок к небытию. Это было и во время войн, и в разных других обстоятельствах. Когда ты это пережил, и видел смерть рядом, то задумываешься, успел ли ты все и успеешь ли сделать, что ты задумал на своем веку. Тогда пытаешься быть более собранным, и более конкретным в том, что делаешьт. Это, в целом, проходит. Но знание того, что ты, – конечен не приводит к трагическому восприятию мира, а, наоборот, заставляет жить полнойю грудью. Трагический оптимизм – это формула Альбера Камю. Она мне очень подходит.

Впервые я умер, когда мне было 28 лет. Тогда отдыхал в Абхазии по путевке, вдруг прихватили почки, и меня забрала скорая помощь. В ту же ночь ко мне в палату привезли деда по фамилии Покалюк, и он под утро отдал Богу душу. Приходят мои друзья, а доктор у них и спрашивает: «Вы к кому?», они: «К Покальчуку». – «Так он умер ночью». – «Как так? Молодой, здоровый – и умер. «А-а-а-а… молодой по палате ходит, а умер старик», – невозмутимо парировал медик. А второй раз хоронили меня лет 10 спустя. Друзья услышали о моей смерти по радио, что, мол, на машине в Карпатах разбился писатель Покальчук. В общем, опять кто-то с похожей фамилией умер, и произошла путаница. Все приметы указывают на то, что я долго буду жить...

Редакция издания «Главред» выражает искреннее соболезнование семье писателя.