преса

Автор: Ольга Пекур
Видання: Эксперт, журнал

Крысиный Эдем

http://www.expert.ua/articles/14/0/4847/
№48 (144) 10 ДЕКАБРЯ

Горькая книга сербского писателя в очередной раз подтвердила высочайший потенциал славянских литератур

«У Парижі в ті дні панувала мода на колекціонування сувенірів зі страт. Його сусід, архіваріус Шоде, володів пасмом з перуки Людовіка ХVІ, і якраз у момент, коли Поп'є методично жував свій обід, вів переговори з писарем Верне про обмін кількох волосин з королівської голови на пасмо із золотого кучеря дівиці Корде. Згодом в обіг увійшов клаптик останньої сорочки Дантона і кривава пов'язка з покаліченоі щелепи Робесп'єра». Сербским писателям по части мирового признания повезло гораздо меньше, чем их соседям. Лишь в 1961 году после присуждения Нобелевской премии по литературе сербскому писателю Иво Андричу по миру прошел краткий всплеск интереса к одной из лучших славянских литератур — и снова угас. Между тем среди всех своих коллег, живших в социалистическом лагере, сербские писатели были, пожалуй, наиболее свободными.

В книжных магазинах бывшей Югославии даже в годы брежневского застоя россыпью лежали отлично переведенные книги, за одно прочтение которых в любой другой стране победившего социализма можно было оказаться под надзором компетентных органов — от нелицеприятной биографии Ленина, написанной американскими исследователями, до многочисленных романов маркиза де Сада. И это очень важно, поскольку сербский писатель, знающий, что его книги будут лежать в магазине в окружении всей мировой литературы, относился к своей работе совсем не так, как, например, популярный советский писатель, уверенный в космической скорости продажи его новой книги, — ибо покупать все равно больше нечего.

Писатель Борислав Пекич (1930–1992), родившийся в Сербии, но последние годы жизни проживавший и работавший в Лондоне — из числа таких вот южнославянских европейцев, для кого культура и история Европы не делилась на «наших» и «ваших». В то же время славянский менталитет вполне логично привел его (как и некоторых его коллег) к так называемым вечным темам, которые далеки практичным западноевропейцам по духу. Как писали его соотечественники в отзыве на «Новий Єрусалим», сам Пекич определил свою книгу как готические хроники, подчеркнув тем самым, что речь идет о прозаическом цикле, где изображены наибольшие беды человеческого рода от поздневизантийского времени до эры коммунизма и сталинизма.

Пять рассказов, составляющих «Новий Єрусалим», повествуют о пяти бедах — чуме, инквизиции, революции, тоталитаризме и иллюзии. От готической прозы в них — мистика, суеверия, обилие смертей. Каждый из пяти героев книги наделен особым талантом. Диметриус кир-Ангелос — мастер художественной резьбы, Джон Блексмит — ловец ведьм и флейтист, Жан-Луи Попье — писарь, умело выводящий буквы в протоколах революции, друг автора из «Музиканта золотих часів» — известный писатель и поэт.

Последний герой — исследователь из далекого 2999 года, одержимый поиском артефактов из прошлого.

Диметриус кир-Ангелос пытается создать идеальный стул. И хотя вокруг свирепствует чума, мастер не боится ее, поскольку знает, что смерть может прийти только после окончания работы. Англичанин Джон Блексмит обнаруживает в себе ценнейший в те времена дар, позволяющий узнавать среди обывателей лица, отмеченные печатью темных сил. Дальнейшая его история — поездка по стране в поисках ведьм. Жана-Луи Попье нет в списках Великой французской революции. Автор называет его эльфом, который исчез, не оставив следа, кроме спасенных жизней. А спасал он их очень просто — съедал смертные приговоры. Друг автора, сербский поэт и прозаик, попал в излюбленную фантастами временную ловушку: встретил загадочного молодого человека, завел с ним дружбу, но потом убил его и, оказалось, убил на самом деле себя молодого, после чего исчез. Археолог из будущего находит город Новый Иерусалим. Исследователь отыскал захоронение человека вместе с крысой и пришел к заключению, что поза умершего означает счастье и безмятежность, а люди жили там как в раю — при минимальной зависимости и в дружбе с животными. А называлась эта северная цивилизация ГУЛАГОМ.

И вдобавок ко всему истории помещены в алхимический контекст, где каждому из героев соответствует некий природный элемент.

«Є люди, чиє життя — слід розпеченого заліза, вкарбований у землю. Де б вони не ступили — під ними горить. Вони як зірки, народження яких ми бачимо через мільйони років після того, як вони згасли, але ніколи його не чуємо… смерть такихлюдей завжди є народженням нового і невідомого.

Вони — істоти Вогню. Вогонь — їхній Елемент. Їхня природа і доля...

Є люди, чиї сліди, залишені на піску буття, не ведуть у напрямку, в якому провадили їхнє життя.

Вони — істоти Землі. Земля — їхній Елемент…

Є люди, життя яких — слід на воді. Вони невидимі, нечутні, нереальні, без слідів у піщаній пустелі людства.

Їхня сутність — Вода. У воді їх природа й доля…

Є люди, чиє життя у болоті буття схоже на сліди червоношкірих, які не бажають, щоб їх помітили.

Вони — істоти Повітря…

Є люди, чиїми слідами ми йдемо, як за витворами мистецтва.

Вони — істоти Металу. Метал — їхній елемент. Їхня природа й доля.»

Среди сербов Борислав Пекич — имя столь же известное, как Милорад Павич. Кроме прозаических вещей, он написал более 30 произведений для театра, радио, телевидения. Работа сценариста принесла ему номинацию в Каннах. Пекич был одним из первых интеллигентов, включившихся в борьбу за демократизацию страны. Последние годы жизни он провел в Лондоне, где был признан писателем европейского и даже мирового значения.

Остается только пожалеть, что Борислав Пекич мало известен в Украине и России. Названия его пьес появляются на столичных афишах, но совсем нечасто. Дело в том, что массовой его литературу не назовешь, и, скорее всего, нас еще ждет мода на сербскую культуру.

Борислав Пекич. Новий Єрусалим. Готична хроніка / Пер. з серб. — Львів: Кальварія, 2007. — 192с.