преса

Автор: Антонина Малей
Видання: Без цензури, газета

Марина Медникова: «Верю в чудо...

Марина Медникова: «Верю в чудо. Опыт убедил, что оно таки бывает»
http://www.bezcenzury.com.ua/ru/archive/6624/cinema/6676.html

№16, 20 апреля 2006

Марина Медникова почти всю свою жизнь посвятила кино и сравнительно недавно вошла в мир литературы. Вошла триумфально. Приключения медниковских крутых и жадных до жизни героинь магнетизируют читателя – не отпускают до последней страницы. Автор литературных антидепрессантов категорически отвергла попытки сравнить ее с описанными ею же супервумен.
– Думаю, я сложнее и многограннее любой литературной героини. Разве что какие-то отдельные детали совпадают с ними.
– Почему вы так категоричны? Ведь бывает, что авторы наделяют своих персонажей качествами, которым не нашлось применения в их жизни.
– Тайная ремесленная кухня становится интересной общественности лишь тогда, когда за персонажем угадывается конкретная, известная, желательно скандальная личность. У меня такого нет. Все героини – синтезированные. Нос от Ивана Ивановича, губы от Петра Петровича и дальше по Гоголю. Таких женщин, как Крутая (героиня романов «Террористка» и «Крутая плюс») я встречала в жизни, хорошо знаю этот психотип. Предельно концентрированное эго без каких-либо нравственных табу. Им многое удается «по жизни». Пока более нравственные братья и сестры пережевывают одно и то же: делать или не делать, такие женщины прут по жизненному пути, как боевые машины пехоты, давя все живое под гусеницами. Пока не встретят подобную себе особь и не начнут палочкой мерить, у кого галифе шире.
– Не менее захватывающий, но совсем в другом измерении ваш первый роман «Тю!». Что побудило к его созданию?
– Тут я опиралась на опыт классиков. Кажется, не один, а несколько из них поднимали плакаты: «Не могу молчать!» Так и у меня.
– Некоторые критики сравнивают вас с украинскими классиками, считают «серьезной» писательницей, а кое-кто – наоборот. Вы сами себя к каким относите – красивым или умным?
– Что там говорят критики, не знаю и знать не хочу. Мне, как говорится, в кайф стиль между смешным и серьезным, между популярным и осмысленным. Как в жизни, которая не признает жанровой обособленности, жанрового феодализма и фундаментализма. Если хотите – жанрового тоталитаризма. Мне вообще смешно, когда литературу инвентаризуют, цепляют авторам или произведениям бирку на шею или на ногу – романтизм, модернизм, постмодернизм... Боюсь, что классификаторы литературы – это авторы, которым не удается художественный текст. Пишется как пишется – принцип Моцарта. Пишется как надо – принцип Сальери. Мне ближе Моцарт. И его эквиваленты в литературе.
– Что ни говорите, госпожа Медникова, а именно ваши безумные террористки заставляют меня спросить о вашем детстве. Может, вы были сорвиголовой? Или любили эпатировать? Могли бы, например, надеть зеленую мини-юбку на красные колготы и выйти на люди?
– Я рано начала читать, буквально глотала все попадавшиеся на глаза тексты. Особых поводов для волнения маме не давала. Но характер таки был. В детском саду, когда распределяли роли в спектакле о Буратино, ребята подрались из-за главной роли, девочки – из-за Мальвины, только я гордо стояла над битвой, потому что меня сразу назначили Пуделем Артемоном. – По молодости любила революционность в одежде. Времена были нищие, поэтому творила гремучие смеси из чего-то ношеного-переношеного, не боялась и шокировать своим видом. Сейчас, если выбирать между модным и удобным, склоняюсь к удобству. На каждый день – брюки и куртки. Интересно, что никогда не комплексовала из-за бедности. Сейчас желание шокировать (то есть отобрать слово на трибуне, заполнить собой экран и, как говорит одна моя подруга, быть в центре композиции) переместилось в область виртуальную. Самое большое удовольствие – что-то выкинуть в слове, во мнении. Иногда удается
– В кого удался ваш сын?
– Сын – мой клон практически во всем. Но есть у него черты, похожие на тени каких-то забытых предков. Он – музыкально одаренный, писал песни, прилично играл на гитаре. А вот по натуре – менеджер, продюсер. Для меня же любая организационная работа – это головная боль и отвращение. Николай работает на телевидении, создал собственную очень интересную программу об экстремальных видах спорта, сейчас изредка радует меня с экрана креативными репортажами о футболе и, как все телевизионщики, вертится. Я же сижу и работаю за компом. Это уже перестало быть удовольствием и отрадой, а стало каторгой, потому что такой образ жизни может погубить даже кличковское здоровье. Сейчас уже неизвестно, кто из нас кого воспитывает. Я чему-то учусь у сына, а он делает вид, что прислушивается к моему ворчанью. То есть – консенсус любви, скрепляемый невесткой Екатериной и десятимесячной внучкой Станиславой.
– Но ими не исчерпывается список любимых существ?
– Лучший друг – моя собака Лада. Немного седая, но еще может прокомпостировать соперницу. Я ее очень люблю, а она меня всего лишь терпит. Потому что в ее сердце живет одна пламенную страсть – к моему мужу. Он – серебряный призер моих симпатий. С третьего по завершающее место занимают люди, с которыми я училась в школе, работала на нескольких каналах телевидения, сотрудничаю по издательско-литературным делам. Их немного, но нас «не подолати». Мы друг друга всегда поймем и поддержим. Большего – грех желать.
– А как же ваш автомобиль? Слышала, он у вас как друг, даже имя есть, кажется, Рудик?
– Уже не Рудик. К сожалению. Он развалился, потому что был солидного, лет за тридцать, возраста. Остался навсегда в моем сердце, поскольку научил меня водить и подвергся с моей стороны пыткам. Сейчас у меня «Фиат», тоже не мальчик, но еще бегает. Зовут его Федор. Почтенный, степенный, как и положено Федору. Привыкаю к вещам и одушевляю их, если можно так выразиться. Мои вещи имеют имена собственные. Дом в селе, например, называется Оксюта.
– В мире кино ваш любимец – Тарантино. Представляя его «Криминальное чтиво» в Центре Курбаса, вы просто поэму о нем слагали, а зрители слушали, как загипнотизированные. Мне даже показалось, что Тарантино для вас не только режиссер и актер, но прежде всего философ...
– В отличие от голливудизма и его эпигонского, фальшивого, судорожного российского римейка, Тарантино проникает в суть вещей. Он говорит: люди смотрят фильмы ужасов или триллеры, потому что хотят ощутить зло, будучи в безопасности. И этим людям он показывает, что насилие и зло как философия бытия – это смешно и глупо. Он выдергивает из зла чеку, как из гранаты, и этим обезвреживает его. Так или иначе, но он побуждает нас искать духовные первоосновы. Как божественные, так и дьявольские. Я о Тарантино могу писать диссертацию. Говорят, наша встреча с тарантиноманами была интересной и прикольной. А Тарантино мне все-таки близок. Особенно «Криминальное чтиво» и оба «Билла». Мне кажется, что его пародии на развращающее кино бросают спасательный круг многим наивным потребителям маскульта.
– Вопрос в том, осознают ли это те наивные потребители? А вы успеваете смотреть современные фильмы, в кинотеатры ходите?
– Что-то успеваю, многое – нет. Пошла как-то на «Властелина колец», так они меня так задолбали своей звукосистемой «долби», что неделю вообще ничего не слышала. А вот аудитории – хоть бы что. Жуют поп-корн и хохочут. Эта жуткая картина до сих пор никак не отцепится: со всех сторон бум-бум – долби и хрум-хрум – поп-корн. Последней посмотрела «9 роту» Бондарчука. Натыренное изо всех голливудских карманов, да Бог бы с ним, кто сейчас не тырит. Но то, что они оргастично восхваляют свой интервентский героизм, – поражает. После просмотра остается один вопрос, не искусствоведческий: кто вас туда звал, в этот Афган? И чем гордиться? Если уж так хочется отснять, то по-Божески и по-человечески стоило бы покаяться. Тогда это было бы искусство.
– С предпочтениями киношными более-менее разобрались. А свой кумир в мире писателей у вас есть?
– Кумир – это для почтительного поклонения, то есть не мой стиль. А вот полюсы притяжения, источники энергетики – Рабле, Вольтер. Из наших – непревзойденный Котляревский. Из русских современных – Татьяна Толстая с чудесным романом «Кись». Недавно подвернулась книга Сергея Жадана «Депеш мод» – умная, пронзительная, а уж смешная, так смешная. Жду новых текстов Ларисы Денисенко – ни на кого не похожа, протаптывает свою тропинку. Приятно удивляет творческими сюрпризами Марина Гримич.
– Труд писателя – это не только стучать по клавиатуре компьютера. Нужно и поразмыслить не спеша. Где вам лучше всего думается в Киеве и его окрестностях?
– На Десне. Философичнейшая река. Медитивнейшая. Самодостаточная. Течет себе и течет меж берегов. Безумная энергетика. То ли от текущей воды, то ли от тишины, или от неба? Особенно осенью, в октябре, когда все, спасибо, отбыли, оставив по берегам кучи мусора и бутылок, обезобразив берега язвами костров. Как она еще нас всех терпит? Хотя на берегах Десны думаю не только об этом.
– Вы как-то сказали, что не любите тяжелый физический труд, безденежье и заваривать чай. Первые пункты понятны, а вот чем вам чай не угодил?
– Когда-то Андрей Белый обосновал свои претензии коммунистическому комиссару Когану так: «Я хочу есть селедку на чистой тарелке! И чтобы не я ее мыл!». Наша пролетарско-совковая экзистенция вопит, что это интеллигентская прихоть. Зря. Это нормальное разделение труда... После кофе чашку – под струю и на полочку. А после чая нужно идти и куда-нибудь эту заварку выливать. Шутка. Не люблю – и все тут. Вот и вся причина.
– Давайте пофантазируем и представим, что вы родились заново. Чего бы вы не сделали или сделали иначе в своей жизни?
– Подозреваю, что управлять судьбой – это иллюзия. А если бы можно было, то я бы все в своей жизни сделала намного раньше. Родила бы ребенка, написала первую книгу, вышла бы на подходящую работу, и вообще... Не сразу, но поняла и смирилась: я запрограммирована на позднее развитие. Мой путь рассчитан, как у библейских пророков, – не меньше чем на сотню лет. Тьфу-тьфу, чтобы не сглазить.
– Вы суеверны? Случайно не перевязываете при ячмене пальцы черными нитками?
– Есть одно суеверие – железобетонное. Не тронусь с места в автомобиле, не обратившись к иконе Почаевской Божьей Матери: «Божья Матерь, Пресвятая Богородица, ты – впереди, я – позади, как с тобой, так и со мной. Аминь». Помогает не только на шоссе, но и в начале любой работы. Впрочем, это ведь не суеверие, а молитва.
– Что-нибудь мечтаете испытать в жизни – например, прыгнуть с парашютом, съездить в Африку, выучить древнегреческий и т. п.?
– Все. Кроме парашюта. Корю себя – путем не выучила английский, французский, польский... А теперь клинически не хватает времени.
– Во что или в кого вы верите?
– В чудо. Опыт меня убедил, что оно таки бывает. И только оно спасает людей и нации.
– Марина, как ни смешно, но от сакраментального «Над чем работаете сейчас?» никуда не денешься. Исключительно из своих эгоистических побуждений – хочу знать, когда же наконец у меня будет приятная возможность прочитать ваше новое сочинение?
– Отдала в издательство «Дулибы» новый роман. Называется «Смерть олигарха». Экспериментальная книга. Я бы сказала, интерактивная. В чем общение с читателем проявится, узнаете, когда она выйдет. Советую не обойти произведение еще по одной причине: к оформлению книги приобщился известный, очень интересный украинский художник Юрий Шевченко. Его фантазия здесь – супер. Как по мне, это новое слово в книжной графике. Да и мой вклад немалый: даю 120 процентов, что ни один человек до финала не догадается, кто убийца. Проверено. «Дулибы» вообще смело идут на эксперимент и ни разу еще не проигрывали. Пытаюсь дописать трилогию для издательства «Кальвария», где вышли два предыдущих романа о роковых современных женщинах – «Террористка» и «Крутая плюс. Террористка – 2». Последняя будет называться «Зинка. Террористка-3». Пишется медленнее, чем хотелось бы, но закончу обязательно.

Пн Вт Ср Чт Пт Сб Нд
1
2345678
9101112131415
16171819202122
23242526272829
3031







231 авторів
352 видань
86 текстів
2193 статей
66 ліцензій