преса
Автор: Василиса ГРИГОРЕНКОВидання: «Інтернет-журнал о культуре «Культурный тренажер»
«Анонизм» и Набоков
Июнь 06, 2005 г., понедельник.http://www.kut.org.ua/books_a0020.php
«Аноним» — первое, что бросается в глаза при взгляде на обложку этого покетбука, чьи размеры как бы предусматривают возможность поспешно и стыдливо спрятать книгу от посторонних глаз. Много ли анонимов среди авторов последних столетий, когда писатель, наоборот, стремится внести свое имя на скрижали литературы. Значит, у создателя сего произведения были основания скрывать свое имя — даже псевдоним казался ему недостаточной защитой. Борясь с желанием поставить дефис между «киянином» и «еротоманом», проникаем под обложку. Как-никак человек прославил свой город, поставил его в один ряд с просвещеннейшими столицами, а себя — в перечень создателей Исповедей, включающий и Блаженного Августина, и Де Квинси с его «Исповедью англичанина, употребляющего опиум».
Книга имеет три предисловия: издателя, автора идеи и переводчика, а также послесловие редактора. Все они на разные лады проводят мысль о прототипичности «Сповіді…» по отношению к «Лолите» Набокова (Анатолю Перепаде анонимная повесть даже напоминает синопсис набоковского произведения). К сожалению, этот, по словам переводчика, «подлинный эротический шедевр» лишен даже десятой доли той стилистической легкости и увлекательности, которая присуща «Лолите». На читателя как бы давит совершенно беспросветная параноидальная порнография. Собственно, сам автор в первом и последнем абзацах дает понять, что воспринимает свои записки как материал для сугубо специального — психологического — научного рассмотрения.
По правде говоря, очень трудно скрестить художественное впечатление от во всех отношениях удачной «Лолиты» с образом «Сповіді…», которая, даже при титанических усилиях переводчика, собравшего целую коллекцию синонимов срамных наименований, оставляет гнетущее послевкусие. Если в «Лолите» главный герой вынужденно чувствует себя отщепенцем (большинству чужды его склонности), то персонаж анонима на каждом шагу встречает похотливых особ. Правда, порой, когда удается прорваться через перечни описаний интимных актов, можно встретить заслуживающие внимания размышления и наблюдения. Кое-что можно почерпнуть о нравах и быте начала прошлого столетия, но такая концентрация половых органов, коитусов и извращений на квадратном сантиметре текста и в окружении отдельно взятого лица представляется попросту нереальной. Это безусловно образец жанра порнографической фантастики, если таковая существует.
Предаваясь страсти лишний раз утвердить украинскую франкоязычную литературу в мировом контексте, редактор в своем послесловии напоминает читателю о «Дневнике» Марии Башкирцевой и некоторых сюжетах из Марка Вовчка, называя нашего анонима светочем и суля разгадку его анонимности. На авторство могли бы претендовать братья Леси Украинки или Агатангел Крымский. А что, всем этим просвещенным людям по плечу было поразить воображение Набокова…
Среди абсолютно механических описаний механических же копуляций выделяется неожиданно живописное, прямо-таки импрессионистское изображение женских гениталий. До какого же удрученного состояния стилистически должен был довести автор читателя, чтобы тот радовался этой случайной художественной находке!
Аноним, которому всюду мерещится возможность секса и повод к нему, несколько раз повторяет, что поначалу он был исключительно стыдлив. Наконец с избытком полная сластолюбивыми утехами жизнь, проходящая в различных европейских городах, сделала его пессимистом, страдающим от венерических и нервных болезней. «Сам коїтус зробився для мене лише збудним засобом для мастурбації. Я сам себе зневажаю. Моє життя безцільне, і я втратив усякий інтерес до пристойних речей».
Книга содержит дополнение в виде «Лолиты» Гайнца фон Лихберга. Это романтическое произведение перекликается с набоковской «Лолитой» именем героини да мучительной любовью, которую она способна была вызывать. Рассказ совершенно целомудренный и, как это ни парадоксально, по трагическому ощущению гораздо более корреспондирует с переживаниями Гумберта Гумберта, нежели весь набор эмоций анонима. Опыты последнего послужили толчком к написанию истории «вдовца» не более, чем прочие психопатологические образцы, содержащие сведения о педофилии. Хотя человек, упоминаемый Набоковым в переписке и отрывке из «Других берегов», приводимом автором идеи издания Казбеком Бектурсуновым, возможно, и вправду наш киевлянин.
Вероятнее всего постмодернистское истолкование такой книги в контексте (или подтексте) набоковианы. Все тексты образуют единый гипертекст со множеством ссылок, а значит, и Владимиру Набокову, и «робкому» анониму в нем отыщется место.
Анонім. Сповідь киянина еротомана / Переклад з французької Анатоля Перепаді. — Львів: Кальварія, 2004. — 164 с.